Продолжаю пересматривать наиболее запомнившиеся фильмы на африканскую тему. Сегодня речь пойдет о фатерландской кинопродукции - "Белой Масаи" Йоханнеса Бетца.
Чем привлекает этот фильм? Ну, понятно, лично меня он соблазняет знакомыми и милыми сердцу картинками Кении – мраморно-белыми пляжами, голубым морем, изысканным колониальным стилем отелей, засыпанными мусором дорогами и набитыми людьми улицами, еще более загаженными переулками, в которые даже издали заглянуть страшно, бестолковым паромом и полупустым портом в Момбасе…. Когда влюбляешься – в женщину, в страну ли – то даже ее недостатки будут казаться тебе не недостатками, а пикантными изюминками.
А что еще являет этот фильм, помимо африканских картинок? Если совсем кратко, то это история о том, как Карола, продавщица из Швейцарии, во время отдыха в Кении влюбилась в Лемалиана, танцора (который упорно именует себя воином) из племени самбуру (в фильме его иногда почему-то переименовывают в масая), остается жить в Кении, пытаясь найти там свое семейное счастье. Результат, конечно же, предсказуем.
Фильм, если кто не в курсе, снят по книге, а книга, как это водится, «основана на реальных событиях». Что там реального – не суть важно; книга меня не очень впечатлила, текст скорее напоминает средней руки блог, нежели литературное произведение, ну да это дело вкуса.
Ну и вот героиня отдыхает себе в типовом кенийском отеле, готовится уже ехать обратно и вдруг, уже в последний день, обрывает все нити, посылает подальше швейцарского жениха и остается в Кении, да не просто в Кении, а в поселке козопасов, с забором из колючек по периметру и мазанками из коровьего помета.
Резонный вопрос – а зачем?
В фильме не дается прямого ответа. Тому, кто не читал книги, мотивировка Каролы не понятна вообще никак. В книге, правда, объяснения тоже не бог весть какие – там героиня все списывает на дикую и невообразимую сексуальную привлекательность молодого самбуру. Такое разъяснение кажется скорее данью моде, нежели правдой: в конце концов, охренительный трах Карола могла бы получать, живя себе и дальше в своей уютной, чистой и богатой Швейцарии и приезжая в Кению в отпуск; а было бы и этого мало – могла бы забрать красавца с собой, и иплась бы тогда с ним не в коровьем дерьмище, а шикарных европейских условиях. Зачем, спрашивается, было ехать жить в такие места, которые даже по кенийским меркам считаются жуткой отсталой дырой?
С тем же лицемерием, с каким в иные времена литераторы избегали всяческих намеков на грубую чувственность, их современные собратья стараются показать, что секс для них – самое что ни на есть важное дело (особенно писательницы почему-то любят изображать из себя взбесившихся нимфоманок). Но в реальной жизни все гораздо сложнее.
Как в самой возвышенной неземной любви пытливый глаз без разглядит сексуальный подтекст, так и в самой примитивной похоти есть частицы чисто духовной любви. Мужчина, снимающий проститутку, ищет с ней отнюдь не только плотской близости. Самая похотливая баба, помимо впендюривания по самые гланды, ждет от своего кавалера хоть каких-то душевных разговоров и ласк. Так и Карола, сколько не уверяет себя и окружающих, что бросает все и кидается в неизвестность ради невиданного сексуального наслаждения, на самом деле ищет еще и чего-то другого. Чего же?
В начале фильма Карола признается, что всегда любила Африку и при этом никак не могла понять почему: ведь больше всего жизни она ценила чистоту и порядок – а в Африке есть что угодно, но только не чистота и не порядок. В фильме несколько раз мелькают швейцарские виды. Они очень красивы и очень чисты. Просто стерильно чисты. Но стерильность порою надоедает. В стерильном помещении хорошо проводить медицинские вмешательства, но жить в них не очень комфортно.
Правда, в стерильной цивилизации позже взрослеешь и позже стареешь. Причем не только физически, но и умственно. Где-то на середине фильма героиня совершает потрясающее по глубине прозорливости открытие – «Я поняла, что жизнь состоит не из одних поцелуев». Истина столь же бесспорная, сколь и запоздалая, чтобы не сказать – нелепая (если, конечно, ее произносит не семнадцатилетняя девочка, а баба с возрастом хорошо за тридцать). Инфантилизм настолько фееричный, что на героиню невозможно даже злиться – кто ж будет злиться на блаженную? Вон она с туристической визой приперлась в туземный поселок, влезла на четвереньках к жениху в мазанку и вознамерилась там жить; а получить вид на жительство? а узнать про гражданство? а зарегистрировать брак? Когда местный полицай пытается ей втолковать, что она полная дура и что так, как она, делать нельзя, она еще и возмущается, пытается откупиться взяткой. Полицейский, что характерно, от взятки отказывается – видимо, с умственно отсталых в Кении денег не берут.
Да и героиня ли виновата, что прожила уже полжизни, все еще оставаясь девочкой-припевочкой с пустой головой? Не тепличные ли условия передовой западной цивилизации превратили ее и многих других в инфантилов, никогда не знавших настоящего горя и – как следствие – настоящей радости? И не представляет ли собой бегство героини от цивилизации – внешне ничем вроде бы не мотивированное – своего рода последнюю попытку повзрослеть?
Взросление тесно сопряжено с любовью – вот и Карола, начиная (довольно поздновато) взрослеть, находит свою настоящую любовь.
В общем, будь Карола девушкой из конца 19 или первой половины 20 века, она, объясняя свой странный выбор, могла бы рассказать об усталости от культуры, о руссоистском стремлении к природе, о романтической любви и рае в шалаше, о важности опрощения ради единения со всеми людьми, о том, что западная цивилизация, сделав людей богаче, не сделала их счастливее.
Но Карола – воспитанница постмодернистской эпохи, так что единственное, на что ее хватает – невнятно и страстно мычать о том, как ей хочется огромного черного члена.
Задаваться вопросом – почему представительница швейцарской мелкой буржуазии вдруг полюбила чернокожего пастуха – бессмысленно, поскольку этот самый вопрос – «Зачем арапа своего младая любит Дездемона, как месяц любит ночи мглу?» - давным-давно задал пушкинский Импровизатор, причем сам же дал на него вполне ожидаемый ответ: «Затем, что ветру, и орлу, и сердцу девы нет закона!».
Примечательно, что тема Отело с Дездемоной хотя и не названа нигде прямо, однако же намертво вплетена в ткань фильма. Когда Лемалиан все чаще и все настойчивей подозревает Каролу в супружеской неверности, невольно вспоминаешь Шекспира и начинаешь опасаться, что добром все это дело не кончится.
Но все завершается куда менее драматично – просто распадается еще одна семья. Причем распадается она исключительно из-за необоснованной ревности, а ревность у Лемалиана, в свою очередь, возникает из-за неумеренного потребления психоактивных веществ. Не самый удачный сюжетный ход – драма столкновения двух культур выпшикивается в историю о том, как дурной паренек подивнулся умом на почве наркоты и как от него из-за этого убежала перепуганная в усмерть жена.
Лишь со второго просмотра можно понять, что нарктоики тут вторичны, что ревность в сердце Лемалиана проникла благодаря поведению его белой супруги. Последняя спокойно беседует с незнакомыми мужчинами, улыбается им, балагурит и перешучивается с ними. Такое поведение нормально для европейки, но для африканки из традиционного общества – это верх неприличия. Естественно, бедняга Лемалиан весь исходится от ревности, тем более что он сам, вблизи наблюдал, как ветренная Карола в одночасье бросила своего жениха и убежала к нему – а где же гарантия, что следующим покинутым не станет он сам?
А Карола всего этого не понимает. Она вообще многое в своей новой жизни не понимает и как будто и не желает понимать.
В одной из философских повестей Вольтера показан индеец-гурон, прямиком из канадских лесов попавший в центр мировой цивилизацией (в те времена таковым не без оснований считалась Франция). Несмотря на свой незаурядный ум и смекалку, он то и дело попадает в нелепые и опасные ситуации, поскольку не знаком со сложными правилами и законами цивилизованного общества. За свою поражающую всех наивность он и удостаивается прозвища «простодушный».
В фильме «Белая масаи» ситуаций оказывается вывернутой наизнанку. Теперь уже представительница западной цивилизации попадает в наивный полупервобытный мир… и сама оказывается в роли простодушной! Ведь, вопреки тому, как представляли себе жизнь первобытных племен во времена Вольтера, у этих племен разных там условностей, обрядов, регламентаций, традиций и запретов – побольше, чем в самом жестком цивилизованном государстве.
А вот как раз цивилизованные страны за последние время довольно сильно опростились; одни только писанные законы еще сохранились, а вот целый пласт неписанных правил – что прилично, что неприлично, а что вообще ни в какие ворота не лезет – если и не пропал совсем, то перестал быть важной детерминантой поведения.
И потому простодушным будет не дикарь, попавший в цивилизацию, а цивилизованная женщина, попавшая к пастушьему племени и тупящая на каждом шагу. На ходу пытается она заучить кучу сложных правил («Женщине нельзя раздеваться…. Женщине нельзя есть с воином и даже смотреть, как он ест… Женщине нельзя касаться мужчины ниже пояса… лучше всего вообще не касаться»; «Воину нельзя жениться, пока он не прошел обряд посвящения» и множество других). Получается, конечно, плохо.
В постмодернистсоком веке простодушным смотрится уже не дикарь-дитя природы, а цивилизованный человек, которого цивилизация отучила понимать простейшие вещи.
Ей так и не удается избавиться от фальшивой и нелепой двойственности своего положения в племени самбуру. С одной стороны, она женщина, - следовательно, ее социальный статус в племени разве что чуть повыше козы. С другой – она «мзунгу», белая, а белый цвет не только в прошлом, но и в нынешнее времена в Африке означает принадлежность к высшей социальной страте; неспроста в одном из эпизодов Лемалиан дает понять Кароле, что некоторые табу, накладываемые на отношения воина к женщине, на них не распространяются («Ты же белая, тебе можно»).
Немонимание этой двойственности неизбежно приводит Каролу к неудачам. Вот она открывает для своих односельчан магазин. Спустя некоторые время возникает конфликт: односельчане хотят, чтобы она давала им в долг, Карода же наотрез оказывается. Каждая сторона права по-своему, ведь предназначение магазина каждый понимает по своему. Для Каролы, дочери капиталистической Европы, магазин – способ заработка. Для первобытных жителей общины Барасалоя магазин – это средство, чтобы им помочь. И если в настоящий момент кто не может заплатить наличными – ему можно и нужно дать в долг.
И так много раз. Столкнувшись с обрядом женского обрезания, простодушная впадает в истерику, бежит к пастору и требует, чтобы он вмешался. Пастору едва-едва удается разъяснить дуре, что такие обычаи выводятся не истериками и громовыми проповедями, а длительными годами медленной разъяснительной работы. Или вот она отказывается пустить за руль Лемалиана – и это в присутствии других женщин! Разумеется, после этого Лемалиан, хоть она и «Мзунга», должен выкинуть ее из-за руля и сесть самому, даже прекрасно зная, что дальше ближайшего дерева он не уедет.
Вот и семейная межрасовая идиллия разбивается о реальность, как автомобиль о дерево. Грустно. Но смотрелось все очень красиво.
! Хоть я такие фильмы и не люблю. Сложно главной героине сопереживать, ибо, как верно подметил многоуважаемый Pumba, она "...прожила уже полжизни, все еще оставаясь девочкой-припевочкой с пустой головой".